Интернациональный долг (повесть)

Глава 1 «Без прошлого и будущего…» 

Армия для меня началась осенью 1986 году, когда получив повестку военкомата, я отправился на сборный пункт. В маленьком областном город-ке, сборный пункт находился на небольшой площади перед стадионом. Нас, новобранцев, построили, проверили согласно спискам, посадили в Икарусы и отправили в новую и, каждый знал с детства, неизбежную жизнь, жизнь в которой слово Родина имело вполне конкретные очертания твоих командиров, сержантов и офицеров, охраняемых присягой и потому всё, чтобы ты ни сделал против этих гарантов мужского долга, считалось преступлением против Родины. Об этом мы узнаем чуть позже, а пока мы ехали весёлые и пьяные в двухгодичную реальность без прошлого и будущего, дети своего народа, партии и правительства, упакованные старым барахлом, которое по армейским законам должно достаться дембелям частей куда нас потом распределят и жареными бройлерами местной птицефабрики. Областной сборный пункт располагался на окраине областного центра и представлял из себя нечто среднее между зоной и пионерлагерем. Высокий забор с колючкой, металические ворота и несколько корпусов, в одном из них располагался медицинский призывной центр, в другом казарма в не-сколько этажей с двухъярусными металлическими кроватями. На дворе стояла середина осени и погода была такая, что хотелось убежать куда-нибудь в парк к девушкам и дальним аллеям с уютными скамеечками. Как я уже упоминал, призывник - это особое состояние души, без прошлого и будущего, ты как бы уже с корнем вырван из привычной обстановки именуемой домом, но ещё с полной неизвестностью в будущем, за исключением твёрдо усвоенного правила: ни что не может заставить стирать носки старослужащим, даже под страхом смерти! Как оказалось, не всё так однозначно в армейском мире и она, армия, как и любая женщина, весьма изощрённа в методах воспитания достойного солдата своего Отечества.

 Глава 2 «Всё время хотелось есть и спать…» 

Учебка наша находилась на самой границе с Афганистаном, мы неод-нократно проезжали, направляясь в свой горный учебный центр, вдоль той самой речки за которой потом, мы будем выполнять свой интернациональ-ный долг. Учебно-мотострелковая рота в которую я был приписан, предна-значалась для получения знаний в снайперской специальности, причём для действий именно в ночное время, поэтому большая часть тактических заня-тий проходила ночью. Запомнился один случай, когда мы, вернувшись как обычно под утро с очередной тактики в свою палатку, получив команду "отбой" начали готовиться ко сну, команду "подъём" я встретил сидя на нижнем ярусе койки со спущенными до колен штанами полевого армейского ХБ. Так же помню бесконечные войны за дрова, зима в горном районе южной республики оказалась довольно холодна, панамы, элемент армейского летнего обмундирования КТурКВО и за полевые котелки, кружки и ложки, короче говоря за всё то, что в гражданской жизни не могло присниться в дурном сне. Надо было всегда находиться на стрёме, даже сидя в сортире, приходилось панаму прятать подмышку, иначе какой-нибудь ушлый боец-залётчик, а про...бать панаму в советской армии считалось грубым залётом, не сорвал её с головы глубоко задумавшегося о смысле бытия пехотинца. Так же, залётом для бойца считалось припахивание его в качестве бесплатной раб силы бойцами другого подразделения. Такое происходило когда одного пехотинца могли послать по какой-либо надобности в столовую или в медпунк или ещё куда-то, а бойцы другого подразделения силой затаскивали его на территорию своего расположения и заставляли выполнять какую-то хозяйственную работу. Естественно если он соглашался, а не отбившись "до последней капли крови", вырвался из лап коварных сарацин, его объявляли залётчиком и клеймили позором. Кстати, припахать кого-то что-то делать за себя в совет-ской армии называлось "шарить", а ушлый боец считался прошаренным. В целом, в учебке мне нравилось, в первую очередь это конечно занятия на горной полосе, зелёнке, кишлаке, огневая подготовка и рукопашный бой, бесконечные переходы с одной учебной точки на другую, было весело и красиво. Весной все прилегающие окрестности к горному-учебному центру раскрашивались всевозможными диковинными пустынными цветами и серо-бурый ландшафт становился похож на какую-то загадочную планету. Помню случай во время одного из занятий на горной полосе, когда отрабатывали подъём цепочкой по прикреплённому тросу в противогазах, сержантам почему-то казался такой метод тренировки наиболее эффективным, один из солдат сорвался и кубарем покатился вниз. Естественно, поскольку мы все висели на тросе друг за другом, произошёл эффект домино, когда падающий сбивает следующего за ним и так далее. А поскольку мы все были в противогазах, предупредить или услышать шум падающего тела, было невозможно, из-за неожиданности неизбежного столкновения, падение было вопросом решённым. Передо мной полз сержант моего отделения, естественно без противогаза, это позволило ему вовремя среагировать и уйти от удара, он же, в последний момент, успел зацепить и меня, сложно сказать, чтобы случилось, не оказавшись его рядом. Взвод наш почти не пострадал, пара незначительных травм и кто-то сломал ногу, остальные тоже, как-то успели по ходу зацепиться друг за друга и мы продолжили подъём, правда уже без противогазов. Любимым развлечением сержантов было упражнение "сопка слева, сопка справа", когда во время переходов с одной точки занятий к другой, мы поочерёдно "штурмовали" всевозможные возвышенности, кои в избытке окружали тренировочный центр. Такие упражнения доводили и без того измождённых солдат до полного бесчувствия. Ещё одним запомнившимся упражнением было строительство стрелкового укрепления на какой-нибудь высоте. Суть этого упражнения заключалась в том, чтобы каждый боец взвода, находясь у подножья этой высоты, выбрал себе камень побольше и по команде, на скорость, поднял его на вершину и установил в строящий СПС, а потом так же быстро спустился за следующим и так, пока укрепление не будет готово. Казалось, что конца и края этому не будет, все силы были на пределе, а ноги отказывались идти. Когда прозвучала команда "отбой", все так и попадали не имея сил шевельнуться. Этим моментом воспользовался другой взвод, занимавшийся неподалёку, по приказу своих сержантов, они "напали" на лежащих без сил бойцов и отобрав оружие из обессиленных рук, ушли в горы. Когда наши сержанты об этом узнали, они были в ярости, приказали нам догнать тех "дерзяков" и вступив в рукопашную, наказать и вернуть себе своё. И вот, боясь сержантов, которые каким-то непостижимым образом стали и царем и богом для нас, мы настигли тот взвод и напали со всей злобой, загнанных в угол животных, так что сержантам обоих взводов пришлось не на шутку попотеть, растаскивая сцепившиеся в смертельной схватке клубки из бойцов и оружия. Рукопашные схватки в учебке происходили с завидной частотой, дрались в палатках, в столовой, в туалете и просто в поле, но в основном драки происходили между бойцами разных подразделений, драться друг с другом считалось моветон. Там же в учебке мы попали первый раз под обстрел, а дело было так. Наш взвод брел с очередных тактических занятий, как вдруг со стороны стрельбища по дороге ударила автоматная очередь. Многие даже не шелохнулись, толи от усталости, толи от отсутствия соответствующего опыта, так и остались стоять, лишь озираясь по сторонам с недоуменным выражением лиц. Но кто-то всё-таки успел упасть в дорожную горячую пыль, как буд-то она могла укрыть от бабайки, словно детское одеяльце. Первыми упали сержанты конечно же, за ними остальные. Очередь была длинная, но большинство патронов ушло в небо. Однако мы ещё какое-то время не шевелились, пока сержанты сами не очухались и не стали приводить в чувство бойцов. Оказалось, что у кого-то на стрельбище возникли проблемы с пружиной и потому автомат выстрелил весь магазин. Естественно солдат растерялся и пустил очередь, куда бог послал. В конце полугодового обучения, нас ждал трёхсуточный полевой выход с прохождением всех учебных точек, где мы должны были продемонстрировать, как личное мастерство, так и слаженность в составе подразделения. А пока всё время хотелось есть и спать...

 Глава 3 «Часы сжатые в секунды и секунды растянутые в часы…» 

Зажужжали грузовые люки ИЛ-76 и в сонные, после долгого перелёта лица, ударил яркий свет афганского солнца. Мы выкатились на бетон кабульского аэродрома. Воздух был прозрачен настолько, что казалось видно каждый камешек горного хребта окаймляющего долину в которой уютно расположился муравейник из афганских дувалов и воинских баз кабульского гарнизона. И только вертушка по прозвищу "шмель" как-то настороженно кралась по небу вдоль обманчиво спокойных гор. Вид, конечно, был ошеломляющим, особенно для нас, молодых солдат, "духов", так называли нас те, кто прослужил в Афгане на полгода больше. Переодически к нашей группе подходили офицеры в "афганках", эксперементальной форме одежды советской армии, с личными делами, зачитывали фамилии и уводили вновь прибывших с собой. Тот же ритуал прошёл я и ещё пара-тройка бойцов из которых я более менее знал одного парня из Белоруссии. Затем нас посадили в БРДМ и повезли к месту постоянной дислокации. Приписали меня к одному из батальонов охраны, в ведении этого батальона было несколько объектов, тропосфера - телевышка, семитхана - жилой район советников, госпитали, обычный и инфекционный, склад ГСМ и один из трёх дворцов, какой я уже не помню, но не тот, где располагался штаб 40-й армии ограниченного контингента. Место было красивое, сам дворец располагался на возвышенности окружённый пышным садом, расположение взвода охраны, так же находи-лось в этом саду. У бойцов была своя банька с бассейном, что довольно редкая штука в местных пенатах. Всё бы ничего, да не сложились у меня отношения с местным младшим сержантом, черпаком, который решил припахать "духов" для заправки кроватей в расположении взвода, даже произошла небольшая рукопашная стычка, а потом и разборка с "дедушками", в результате чего я был переведён во взвод охраны на ГСМ. Склады ГСМ располагались у основания перевала Паймунар недалеко от кишлака Хаджибугра, по сравнению с предыдущим местом, дыра-дырой, голая земля, камни, привозная вода и тд и тп. Служба заключалась в ведении наблюдения за передвижениями людей, а чаще животных в районе перевала и зелёнки с печами. Но как оказалось, главным противником была рота обеспечения, которая занималась обслуживанием этих складов и постоянно что-то тянула на сторону и между ними и нами возникали конфликты. Днем было относительно спокойно, а ночью то и дело небосвод окрашивался очередями трассёров нет-нет приходилось запускать белые осветительные ракеты в сторону предположительного движения. Прямо скажем, жутковато. Там же впервые пришлось познакомиться со вшами, а так же как-то умудрился подхватить желтуху с тифом в одном букете. Мне тогда повезло, можно сказать, я уже третий день лежал температурой и диареей, а наш замполит роты, который оставался на заставе дежурным офицером, всё твердил, что это обычное расстройство желудка. Хорошо на третий день моей болезни к нам на заставу приехал медврач, который быстро сообразил, что дело не ладно и отправил меня бронёй в инфекционный госпиталь. Там, доктор земляк, направил к желтушникам, дескать там по лучше, ему виднее. Месяц я провалялся в госпитале, а вместо реабилитации попал опять на службу, как раз уходили дембеля, а замена ещё не пришла, а службу тащить надо, вот и. День за днём служба шла, много чего происходило удивительного и не очень, например, меня отыскал один из вольнонаёмных рабочих из моего города, который привёз посылку из дома с салом и ещё чем-то, уже не помню. Сало было на половину истопившееся от афганской жары, мы его нарезали маленькими кубиками и смаковали, подобно леденцам монпансье, благоговейно закатывая глаза. Была необычная встреча с парнем из моей школы, но он учился на класс младше, который служил военным переводчиком с фарси в Кабуле. Была полная ярких и трагических моментов поездка с колонной через знаменитый высокогорный перевал Саланг в гарнизон Пули-Хумри, что стоит в печально известной долине смерти Килагай, полёт на вертушке в Кундуз. Много чего было и смешного и горького, часы сжатые в секунды и секунды растянутые в часы, о чём в двух словах не расскажешь, а кто не был, тот и не поймёт. Так пролетело полтора года службы, как один день, слава КПСС впереди замаячил дембель.

 Глава 4 «Наша страна решила позаботиться о нас…» 

 Пока мы паковали дембельские чемоданчики, в огромной стране, пославшей нас выполнять интернациональный долг, происходили большие перемены. Было принято решение советские вывести войска из Афганистана окончательно и без поворотно, лично я эту новость принял с радостью и чем ближе дембель, тем больше надежды возлагалось на то, что меня не задержат здесь до февраля следующего года. Так в общем-то и случилось, в срочном порядке нас, дембелей, собрали в ленинской комнате и объявили радостное известие, мы едим в Союз, через два часа вылет. Учитывая тот факт, что до приказа оставалось ещё около двух месяцев, наши дембельские чемоданчики и парадки оказались не доукомплектованы и не оборудованны. Спасибо друзьям-товарищам, которые поделились с нами недостающими сувенирами и в указанное время мы на "крокодиле" уже летели в сторону Родины. В нашем воображении, мы уже шли по мостовым родных городов и все встречные девушки улыбались нам счастливыми улыбками. Но всё оказалось совсем не так, как мы представляли. Наша страна решила позаботиться о нашем психологическом здоровье, прежде родного дома, направить нас на психологическую реабилитацию в отдалённые уголки СССР. Проходило это следующим образом, когда вышли из Афгана, нас временно дислоцировали на запасном военном аэродроме в Термезе, выдав один сухпай на троих. После второго дня пребывания, нас погрузили в ИЛ-76 и через Кемерово препроводили на остров Сахалин, там раскидали, кого в специально отстроенные палаточные лагеря на сопках в местных лесах, а кого на курильские острова. В лесу стояли тентовые армейские палатки, внутри которых стояли наспех сколоченные деревянные нары. Кашу привозили два или три раза в день, уже не помню. До ближайшего селения в четыре дома было около пятидесяти километров, братва разведала дорогу с пескарьера в километрах пяти от лагеря и мы на Белазах перевозивщих гравий, вися гроздями на подножке и на всём за что можно было зацепиться, добирались до трассы. Потом по ней, за небольшой бакшиш (мелкие афганские сувениры - ручки с часамии, ногтегрызки и открытки с индийскими звёздами кино), доезжали на попутках до Южно-Сахалинска. Там, опять же обменяв, что-то из мелачёвки на советские рубли, можно было погулять по городу, посидеть в ресторане, одним словом ни в чём себе не отказывать, но в разумных пределах. В газетах тогда много отрицательного писали про афганцев, поэтому гражданские реагировал по разному, кто кидал в спину, что мы, дескать, там крестьян убивали и всё такое прочее, кто наоборот, принимал радушно, угощали едой и питьём. Народ у нас был отчаянный, однажды, местные спекулянты, они там, на центральной площади тусили перед вокзалом, зацепили одного нашего хлопца, обвинили в краже денег. После приехали к нам в лагерь и предложили условия, дескать если мы им два мешка афганских сувениров насобираем, то заявление в милицию заберут и парня отпустят. Ну что же, мешки собрали, но вечером того же дня мы выдвинулись к месту их тусовки и вынесли их, буквально втоптав в асфальт, досталось правда и комендачам и ментам. После этого нас раски-дали по частям, я попал в Аниву, отношение местных офицеров и солдат было разное, но в основном недолюбливали, воровали наши "эксперементалки", дембельские чемоданчики и сумки "монтана", у ребят, пока те спали в расположениях, из военных билетов вырезали листы со штампами о прохождении службы в Республике Афганистан. Мы конечно же держались, как могли, но иногда происходили стычки, как с офицернёй, так и солдатнёй. Вот такая вот психологическая реабилитация. Домой приехал, тоже всё не просто было, конечно же средства массовой информации тогда не жаловали, отсюда настороженное отношение, не у всех конечно. На заводе, на который меня отец помог устроиться, председатель комсомольской ячейки был ветеран-афганец, он мне предложил возглавить клуб допризывной подготовки, но я отказался, меньше всего, почему-то, хотелось говорить о патриотизме и любви к Родине, которая тебя предала. В бандиты приглашали, не пошёл, не моё это. Общение со своими тоже ничего хорошего не принесло, сначала "брат-шурави-бача", а потом глаз зальют и давай меряться, кто больше вёдер крови своей пролил в горах Афгана. Единственной верной отдушиной на тот момент стал спорт, можно сказать, что благодаря ему и семье, моя реабилитация состоялась. Уже много лет, в основном своими силами и при поддержке друзей "афганцев", я провожу фестиваль боевых искусств посвящённый Дню вывода войск из Афгана, для меня это дань памяти тем, кто навсегда остался за речкой. Это мой, личный, "интернациональный" долг.

 Послесловие 

 30 лет назад для меня и многих других советских парней закончилась десятилетняя афганская война, которая принесла не мало горя в несколько десятков тысяч простых советских семей. Кого-то привезли в цинковом гробу, кто-то лишился частей тела став инвалидом, кто-то потерял здоровье после перенесённых инфекционных заболеваний, но самое тяжёлое ранение, не диагностируемое докторами, подобно ржавой бомбе пролежавшей в земле много-много лет и ни кто не знает когда сработает взрывной механизм, я говорю о психологических травмах нанесённых не только войной, но и собственной страной, которая в одночасье стала чужой для многих тысяч "афганцев", объявив эту войну захватнической, а их, солдат, обычных ребят из малых и больших городов социалистической Родины, оккупантами. И может оно и так, но только с трусливого молчаливого согласия страны, эти молодые, ещё безусые мальчишки шли туда, куда не должны были идти и видели то, что не должны были видеть, и они же, потом, от этих трусов слышали брезгливое "мы вас туда не посылали!". Вы никогда не поймёте нас, просто потому, что у вас не хватает смелости признать, что любая война, это и ваших рук дело и вы чураетесь грязи о войне, хотя война, какая бы он ни была, по сути необозримо далека от того образа, который рисуют ваши идеологи. Вы хуже своих идеологов, потому что вы врёте сами себе, но самое отвратительное, это то, что вы уже не различаете разницы между ложью и реальностью. Вы дали нам льготы, большая часть из которых не действует, но вы не дали нам главного, защиты от вас, от вашей циничности и брезгливого презрения. Поэтому ветераны, как свидетели вашей трусости, вам не выгодны, их вы предпочитаете любить мёртвыми или послушными, трясущими руками в поддержку очередных ваших мистификаций и лжи, для которых вы приду-мали красивое название "патриотизм", оправдывая им любое своё преступление.

 Олег Новомлинов